Председатель НПНТ Дарья Митина о трансформации рынка труда
То, что расхожая ныне фраза «Россия — лидер цифрового мира» — отнюдь не пафосный лозунг, особенно хорошо понимаешь, когда находишься за границей. Среднестатистический парижанин либо ловит такси по старинке, вытягивая руку, либо звонит в таксопарк, мобильные приложения установлены у небольшого числа продвинутой молодёжи. Обычный афинянин заказывает гирос или сувлаки домой по интернету только если находится в адском цейтноте или депрессии, 99% жителей греческой столицы либо ходят завтракать в кафе, либо покупают хлеб, сыр и ветчину в лавке, либо — и это на фоне сегодняшнего кризиса всё чаще и чаще — не завтракают утром вообще. Флорентиец всегда предпочтёт приобрести билет в галерею Уффици вручную в кассе — купить онлайн тоже можно, но если, не дай Бог, ты ошибёшься, нажав не ту клавишу и купишь не на ту дату, поменять билет практически нереально: оказывается, музейная билетная система во всей Италии привязана к американской цифровой платформе (!!!), и придётся звонить в Вашингтон, да ещё и на обычный городской офисный номер. Не говоря уже о том, что в цену весьма недешёвых билетов в итальянские музеи заложен процент, уходящий за океан — яркая иллюстрация к приобретшему нынче небывалую остроту вопросу о национальных суверенитетах.
Опережает Россию по уровню цифровизации экономики, пожалуй, лишь Китайская Народная Республика — после пандемии в любом городе Поднебесной ты не купишь даже бутылку воды в вендинговом аппарате, если у тебя нет аккаунта на китайской электронной платформе. Безусловно, развитие цифровизации в каждой стране имеет свои особенности. Той модели рынка труда, которая сложилась в России в начале девяностых, сегодня под влиянием пандемии и повсеместного распространения цифровых технологий пришел конец.
Нынешняя российская модель характеризуется тем, что в кризис сотрудникам сокращают рабочие часы и зарплату, сохраняя стабильно высокий уровень занятости — это позволяет говорить о рекордно низкой безработице, которая в последние месяцы замирала на отметке 2,2%, а в марте неожиданно показала рост до 2,4%. Флуктуация или тенденция? Аналитики рынка труда считают, что флуктуация, — как говорится, время покажет. Для сравнения, в странах золотого миллиарда сегодня идут масштабные сокращения рабочей силы, приводящие к скачку безработицы. В то время, как российская экономика задыхается от нехватки рабочих рук, а работодатели заключают соглашения о целевом наборе работников из Бирмы, Пакистана, Шри-Ланки, Кении (на этом фоне странная и малообъяснимая кампания «выгони русскоговорящего узбека и пригласи не говорящего по-русски и никогда не видевшего снег кенийца», продвигаемая отдельными российскими чиновниками под радостное улюлюканье медийных националистов, выглядит особенно фантасмагорически), в Европе и Соединённых Штатах миллионы безработных стоят в очереди на бирже труда и выходят на массовые демонстрации против национальных правительств.
По данным, опубликованным Институтом экономики РАН, России не хватает 4,8 млн работников. Сложившийся кадровый дефицит выглядит беспрецедентным — в среднем пять вакансий на одного соискателя, но это, как и всегда бывает, когда речь идёт об огромной и крайне неравномерно развивающейся стране, «средняя температура по больнице»: в Ленинградской области, где вообще трудно найти человека, работающего не в северной столице, 25 вакансий на человека, в Московской области — больше 10 вакансий, а вот в перенаселённых и трудоизбыточных северокавказских республиках вообще вакансий нет, любая работа на вес золота. Какую-то внятную статистику о доле в кадровом дефиците представителей рабочих специальностей в открытом доступе найти трудно, но косвенные выводы можно сделать из поручения Президента России, поставившего задачу подготовить к 2028 году миллион специалистов рабочих профессий, то есть примерно пятую часть от общей нехватки.
Эффект от реализуемого добрый десяток лет нацпроекта «Образование» был на высшем уровне признан недостаточным — этим объясняется принятие дополнительной программы «Профессионалитет», предполагающей бесшовное вовлечение выпускников учреждений среднего профессионального образования в производственный процесс. В сложившейся ситуации логичными мерами представлялись бы и корректировка учебных планов в сторону получения практических знаний и навыков, и отмена ОГЭ и ЕГЭ для поступающих в учреждения СПО, и оснащение училищ и колледжей материально-техническими и лабораторными базами, отвечающими современному уровню развития производств, и перевод любого обучения рабочей специальности на бесплатную основу, и предоставление будущим рабочим жилья. Но прежде всего нужно что-то делать с зарплатами трудящихся на заводах и фабриках, государственных предприятиях — зарплаты здесь отстают от зарплат в частном секторе, крупных сырьевых и технологических компаниях в разы, а где-то и на порядки.
Вместо этого Минэкономразвития России предлагает нам регламентацию переработок и отзыва из отпуска, снятие ограничений для женщин и подростков, в том числе и на работу на вредных производствах, фактическую легализацию запрещенного более века назад Великим Октябрём детского труда («лучше пусть ребёнок будет стране помогать, чем болтаться по улицам!»), расширение возможности перевода работодателем на срочные договора, то есть, ориентируется лишь на экономическую выгоду работодателей, облекая это в риторические обороты типа «Нужно дать людям возможность работать больше, если они того хотят». Вместо того, чтобы нанять дополнительный персонал, работодателю выгоднее привлечь к сверхурочным существующий, при этом предлагаемые меры не имеют к повышению производительности труда никакого отношения. Зато стало хорошим тоном на всех углах стонать, какая несознательная молодёжь пошла — вместо того, чтобы потеть на переработках у станка за копейки, почему-то идет разносить заказы в доставку.
Легитимизация детского труда сегодня исподволь продвигается не только из министерских кабинетов и парламентских аудиторий. Священник и по совместительству блоггер-миллионник Андрей Ткачёв проповедует, что дети должны работать с семи-восьми лет, так как долгое детство помешает будущей полноценной семейной жизни. Интересно, считает ли родившийся в 1969 году в советском Львове Украинской ССР протоиерей Ткачёв своё советское детство неполноценным?
Стремительно меняется и структура занятости: по данным Росстата, на начало 2025 года число занятых в неформальном секторе достигло 15,837 млн человек, или 21,3% всех российских трудящихся. К работникам неформального сектора относят в первую очередь самозанятых, выделенных в экспериментальном порядке в отдельную категорию,, индивидуальных предпринимателей и их сотрудников, работающих на индивидуальной основе без регистрации ИП, а также представителей так называемого «серого сектора» — работников, которые трудятся в организациях, но без официального оформления трудовых отношений. Точной статистики тут добиться, оставаясь в рамках прокрустова ложа росстатовской методологии, сложно — человек может совмещать работу в формальном и неформальном сегментах, имея, например, трудовую книжку в учреждении и подрабатывая в такси в качестве самозанятого.
Совершенно очевидно, что современная социология труда уже не вписывается в десятилетиями не менявшийся глоссарий. На прошедшем в начале апреля IXСанкт-Петербургском Международном Форуме Труда активисты Независимого профсоюза работников платформенной экономики «Новый Труд» в своих докладах оперировали такими понятиями, как «портфельная занятость», «проектная занятость», «частичная занятость», «смешанная занятость», относили к новым формам занятости, помимо самзанятости, и фриланс, и дистанционную занятость, и агентскую занятость, и даже получившее широкое распространение волонтёрство. Спорно? Конечно, спорно, но ведь любая наука развивается в ходе дискуссий.
Более того, мы совершенно уверены, что при анализе результатов эксперимента с налогом на профессиональный доход самозанятых неизбежно придется разделить на тех, кто использует самозанятость как подработку к основной работе по трудовому договору, тех, кто подрабатывает самозанятым, находясь на учёбе или в декрете, тех, для которых самозанятость — основной или единственный способ получения дохода, а также тех, кто, будучи самозанятым, планирует развивать бизнес, становиться индивидуальным предпринимателем. Каждая категория рано или поздно потребует отдельного правового регулирования. Если, конечно, эксперимент в 2028 году пролонгируют, а не отменят, чего тоже исключать нельзя — обратили внимание, какая разворачивается в СМИ и в соцсетях кампания по дискредитации курьеров, самозанятых таксистов? И паразиты они, и сверхбогатые, и производству развиваться мешают…. Любые аргументы о том, что и доставщик, бегающий в любую погоду с тяжёлым термокоробом за спиной, и водитель, решивший вместо обычного таксопарка принимать заказы на свой планшет, заняты тяжким трудом, а их мифические «сверхдоходы» в 300 и более тысяч рублей в месяц — обычная газетная байка («Новый Труд» регулярно проводит инспекции в разных сферах платформенной занятости и за полтора года ни разу не видел в глаза курьера, зарабатывающего больше 150 тысяч при полной выкладке), зачастую воспринимаются в штыки: народ наш привык верить прессе.
